|
Особенной нежностью и красотой отличаются натуральные и искусственные флажолеты. Первые не представляют больших трудностей, так как исполняются только на открытых струнах в качество второго, третьего,
четвёртого, пятого и даже шестого призвука. Напротив, вторые, получаемые на прижатой струне, требуют большой сноровки и искусства. Исполнением искусственных флажолетов славился знаменитый русский гитарист
Семён Аксёнов (1773-1853), которому приписывается не только их изобретение, но и точное обоснование техники их воспроизведения. В нотах флажолеты указываются двояко. Если они участвуют как проходящие звуки, то над
каждым флажолетным звуком ставится маленький кружок. Если же весь мелодический оборот изложен в флажолетах, то удобнее определять их присутствие словами
armonico или sons harmoniques. Волнистая черта и слово loco — «на месте», достаточно ясно определяют продолжительность применения флажолетов. Вот, как это выглядит в записи самого автора.
Наконец, в заключение, остаётся только сказать несколько слов о barre. Оно заключается в том, что исполнитель зажимает указательным пальцем нужное ему количество струн на одном и том же ладу, получая таким
образом необходимые ему звуки. Приём barre применяется обычно на первых девяти или десяти ладах, когда исполнитель пользуется всеми шестью или семью струнами гитары. Когда же он ограничивается первыми тремя, то он
может достигать более высоких ладов, а самое barre получает тогда название малого barre или petit barre. Приём barre особенно ценен в многозвучных сочетаниях, когда исполнитель стремится к быстрой
последовательности их. При современном строе семиструнной гитары все мажорные трезвучия оказываются необычайно лёгкими и простыми, а на шестиструнной
— требуется известная сноровка, сопряжённая с иной настройкой инструмента. Огромная подвижность barre, исполняемого иной раз и большим пальцем, позволяет гитаристу модулировать во все тональности с достаточной непринуждённостью.
На испанской гитаре, тем не менее, наиболее удобными мажорными и минорными строями оказываются те, в состав которых входят открытые струны
mi, la и re, считая снизу в направлении вверх.
В конечном счёте, в руках подлинного мастера, владеющего гитарой всесторонне, она может стать вполне совершенным инструментом, а её исполнительские возможности, — по словам Видора, —
«достаточно обширны для того, чтобы удачно воспроизвести множество прекрасных страниц классической музыки. И если гитара превосходно может сопровождать поющий голос или какой-нибудь другой инструмент, то при этом не следовало бы
забывать, что свойственная ей жеманность, как-то причудливо уживающаяся с её обаянием, заставляет удерживать её в известных рамках задушевности и простоты. Эти наиболее подкупающие свойства инструмента, так же как и
его относительно слабый звук, легко могут затеряться в оркестре». Тем не менее, современная усовершенствованная гитара, в руках опытного гитариста, легко может заставить себя слышать в больших концертных
залах, где ей пришлось бы действовать. И потому очень прискорбно признать, что в оркестре нового времени гитара так и не привилась. Этому горю не помогли ни её новые качества, ни мастерство современных
гитаристов, и композиторы упорно не замечают её, полагая, очевидно, что гитара никогда не станет достойным истолкователем их музыкальных замыслов. Всё это
— глубочайшее заблуждение. Если композитор отнесётся к гитаре в меру её возможностей и не будет требовать от неё непосильного или несвойственного ей звучания, то гитара сумеет достойно отплатить за оказанное ей доверие.
К сожалению, русские композиторы ни разу не использовали гитару в своей несравненной музыке, пройдя мимо неё вполне равнодушно. Это тем более обидно, что именно русские музыканты, зная гитару достаточно хорошо,
оказывали ей честь своим вниманием, но в действительности она так и осталась вне предела их симфонического оркестра. Поэтому, говоря о гитаре, как об оркестровом голосе, придётся довольствоваться
исключительно западными образцами. Несомненно, лучшими образцами использования гитары в оперном оркестре остаются случаи её применения в
Обэроне — в «Видении Рэции», и в Севильском цирюльнике — в «Серенаде графа Альмавивы». Вот эти превосходные образцы.
|
