|
И вот я стал "гитаристом", т. е. у меня была гитара и я играл на ней, играл сначала по слуху "ловя и подбирая", а потом по циферной системе Любавина.
Все это очень скоро мне надоело. Очень может быть, что и я в свою очередь подарил бы кому-нибудь эту гитару; кругом все возмущались,
говорили что это неблагодарный, бедный инструмент. Знакомых, хорошо играющих гитаристов у меня не было.
В особенности суровы были приговоры о гитаре ученых музыкантов. Помню, в 1890 г. я был, однажды, в гостях в одном очень музыкальном семействе. В
числе гостей был профессор московской консерватории г. С-н.
Хозяйка дома, представляя меня ему, добавила с любезной улыбкою:
"...Тоже музыкант... Играет на гитаре".
"На гитаре... — протянул профессор. — Да какой же это инструмент?".
Я был сильно обижен этим, но — увы! — доказать ему, что он несправедливо относится к гитаре, был еще не в состоянии. Я только спросил его: "А
слышали ли вы когда-нибудь гитару?"
Оказалось, что он не слыхал ее даже в руках цыган.
"Так как же вы судите об инструменте, которого вы никогда не слыхали?"
Профессор смутился. Хозяйка дома поспешила замять разговор.
Придя домой, я никак не мог отделаться от тяжелого чувства обиды и дал себе слово доказать этому строгому судье, что гитара вовсе не такой плохой инструмент, как он думает.
Я разыскал его потом, пять лет спустя, и играл ему.
Он очень заинтересовался моей игрою, просил повторить некоторые пьесы, расспрашивал о сочинениях гитарных, об ее композиторах и сделал много ценных замечаний и указаний.
В конце концов он очень благодарил меня за доставленное удовольствие.
"А все-таки жаль, что вы посвятили себя такому неблагодарному инструменту", сказал он мне.
"Как же неблагодарному, когда вы только что, профессор, благодарили меня за "доставленное удовольствие"? Он рассмеялся от чистого сердца.. "Экий
вы какой... цепкий!" сказал он смеясь.
Это было моим первым торжеством; никакие потом концерты, отзывы и похвалы не доставили мне такого высокого нравственного удовлетворения.
Но, повторяю, во время моей первой встречи с профессором, я был совершенно не в состоянии защитить гитару. Но зато это укрепило мою
решимость заняться гитарою серьезно, с опытным учителем.
Следует упомянуть, что гитара в то время доживала еще период глухого затишья.
Старые гитаристы угрюмо замыкались в своих углах, на эстраде гитара появлялась только в руках цыган, да таких куплетистов как Пушкин (Чекрыгин).
Но мне, хотя и смутно, вспоминалась игра Ляхова, а каталог Гутхейля красноречиво говорил о другой игре, о другом времени в жизни гитары.
В этом-то каталоге я и увидел как-то очерк М. А. Стаховича.
Эта маленькая, серенькая книжка, отпечатанная чуть ли не на оберточной бумаге, окончательно уничтожила мои сомнения и колебания в музыкальности
гитары. Прочтя ее, я узнал, что гитара — чудный инструмент в руках серьезного музыканта, что у нее есть свои корифеи вроде Сихры, Аксенова,
Высотского и Циммермана. Но главная заслуга этой книжки состояла в том, что я понял и узнал, что семиструнная гитара — исключительно русский
народный инструмент, что в симпатичном ее направлении (записывание и разработка русских песен) есть великие произведения и что вообще ее литература очень богата и музыкальна.
Мне думается, что в каждом человеке, ищущем смысла в своей собственной жизни, есть стремление прожить не напрасно, оставить после себя что-нибудь хорошее, или полезное.
Так и мне захотелось не только изучить гитару, но и послужить этому неблагодарно забытому инструменту.
Начались мои поиски за учителями.
Я не буду описывать здесь как наталкивался я на ех-учителей и псевдо-гитаристов, напрасно отнимавших мои трудовые деньги и немногое
свободное время. Эти воспоминания равно неприятны и для меня и для них; скажу только, что я напрасно потерял два года; до сих пор обидно
вспомнить мои напрасные занятия с ними. Пусть простят меня читатели моих исторических очерков и поймут, почему в своем труде по отношению к таким
учителям я терял подчас холодное историческое отношение; не личные чувства руководили мною, а сердечное желание предупредить других
неопытных гитаристов, поддающихся на их соблазнительные рекламы.
Может быть, я давно забыл бы о них, если бы и до сего времени мне не приходилось слышать на них горькие жалобы.
В 1892 году я встретил, наконец, настоящего учителя А. П. Соловьева.
Ему я обязан своими первыми познаниями и тем, что еще более полюбил и понял гитару.
Все это, между прочим, я высказал уже печатно в посвящении ему своего очерка об А. О. Сихре.
Покончив с ним занятия я и сам стал давать уроки, получив так сказать благословение (в виде первой ученицы г-жи Анановой) от своего учителя.
В 1897 году, во время моих занятий теорией музыки, я познакомился с известным пианистом и композитором А. И. Дюбюком.
Его живые воспоминания, меткие характеристики известных ему лично многих первоклассных гитаристов очень пополнили мои материалы по собиранию
исторических данных о гитаре. Он очень сочувственно отнесся к моей мысли написать возможно полную историю гитары и обещал свое содействие, но в
конце того же года (27-го декабря) смерть похитила этого незабвенного человека, живого свидетеля славного прошлого гитары и задушевного друга нашего гениального Высотского.
В 1898 году 5-го октября я получил от г. Панфиловича, члена Общества Мандолинистов и Гитаристов любителей, письмо следующего содержания:
|
