Да еще где?! В Москве, бывшей резиденции королевы цыганской песни!
Мой дебют состоялся в Большом зале Консерватории в январе 1912 года.
Меня предупреждали:
— Что бы ни случилось, не волнуйся, не обращай внимания. Кончишь номер — поклонись и пой дальше, как ни в чем не бывало.
От этих поучений у меня бодрости не прибавлялось.
Но вот подошел мой выход. В зале раздались вежливые, холодные хлопки. Первый романс был принят с той же холодной любезностью. Публика была настроена явно выжидающе.
Второй романс настороженности не разбил, но уже после третьего я почувствовала перелом в настроении зрительного зала. Аплодисменты стали громче, дружнее, теплее. Дальше пошло лучше, а потом совсем хорошо.
Перед началом второго отделения дядя предупредил меня, что в зале сидят авторы исполняемых мною романсов «О, позабудь былые увлеченья...», «Мираж» и «Мы вышли в сад...». Автором слов и музыки
первых двух романсов была графиня Т. К. Толстая, сама прекрасная певица, выступавшая иногда в концертах; музыка третьего романса была написана сыном Льва Николаевича Толстого, Михаилом Львовичем, на
текст, автором которого являлась его жена Александра Владимировна.
Перед такими судьями надо было петь особенно хорошо.
Второе отделение увеличило и закрепило успех.
На следующий день все газеты дали очень хорошие отзывы о концерте. Одна из рецензий, подписанная Скитальцем, даже называлась: «Наследница Вари Паниной с берегов Невы».
Дядя сообщил мне, что Татьяне Константиновне Толстой понравился мой голос и исполнение, особо отметила она хорошую дикцию и фразировку. Михаил
Львович отозвался предельно кратко, хотя несколько туманно: «Молодец, одолела лирику».
Удачные дебюты ввели меня в ряды профессиональных артистов. Публика заинтересовалась новым именем, меня стали приглашать участвовать в различных концертах на
равных основаниях с уже известными певцами.
На пасху меня и Сережу пригласил к себе Константин Александрович Варламов. Он хотел послушать мое пение, а ездить в концерты ему было уже трудно.
Варламов попросил меня приехать вечером к нему домой и спеть для него и его друзей. Это было очень лестное и приятное приглашение.
Гостеприимство и хлебосольство Варламова не имело границ. Трудно себе представить, с каким размахом проходило у него празднование именин, Нового года, рождества, пасхи, масленицы, троицы и всяких
других торжественных дней. Когда между праздниками получался слишком долгий, по его мнению, промежуток, он устраивал просто «капустники», веселые вечеринки, на которые приходили званые и незваные. Один из таких
«капустников» описан артисткой М. И. Велизарий в ее книге «Путь провинциальной актрисы».
Весь первый день пасхи у Варламова стоял на- |
|
крытый стол со всевозможными яствами, с утра двери были открыты для всех. На вечер же звали только избранных. У дверей стоял знаменитый карлик, слуга и близкий человек Варламова, и приветливо встречал
приезжающих.
Когда гости собрались, Константин Александрович вышел к ним, опираясь на палочку. Все потянулись к нему христосоваться и поздравлять с праздником. Подошли и мы. Варламов погладил меня по голове и
предложил спеть.
Сам он уселся на стул, по-прежнему не расставаясь со своей палочкой и приготовился слушать.
Я пропела несколько романсов по своему выбору, потом по просьбе хозяина спела еще два или три. Константин Александрович сказал:
— Так у тебя все хорошо, очень душевно получается, но вот когда выходишь на сцену петь, держи голову высоко. Помни, что ты над публикой, а не публика над тобой.
— Потом вот еще что я тебе скажу, — продолжал он. — Не шагай ты, матушка, во время пения вперед и вперед. Хорошо, здесь падать некуда, а на сцене свалишься когда-нибудь
прямо на колени первому ряду. Стой на одном месте и пой.
Это замечание было очень метким. Выходя на сцену, я останавливалась в центре ее, дядя и Сергей стояли на два шага позади. Затем, увлеченная пением, я
непроизвольно делала шаг вперед. Мои аккомпаниаторы вынуждены были тоже двигаться вперед. Через некоторое время я снова повторяла движение и в конце концов оказывалась почти у самого края эстрады.
Точно так же приблизилась я к слушателям и здесь.
Затем Варламов стал расспрашивать, кто меня готовил к выступлениям, не трудно ли мне петь. Спросил, сколько я получаю за концерты. Когда я сказала, что выступаю на процентах от сбора и назвала сумму
заработка, он рассказал случай из своей жизни, как играл по просьбе какого-то антрепренера в спектакле на процентах.
— Народу в зале сидело множество, — рассказывал Константин Александрович, постепенно начиная изображать всю историю в лицах. — Яблоку некуда
было упасть. Ну, думаю, хорошо заработаю. Сыграл. Вызывали, ходил раскланиваться — все рассмотрел: сбор битковый. Разгримировался, иду получать деньги. Мне дают какую-то мелочь, что-то вроде двадцати пяти рублей.
— Почему же это сумма уж больно маленькая? Зал-то ведь полнехонек!
— Да ведь билетов-то совсем мало продано, Константин Александрович, — отвечает антрепренер. — Мы, чтобы театр пустым не стоял, по контрамаркам людей напустили, а сбору нет, совсем нет, все зрители
по контрамаркам прошли, Константин Александрович.
Варламов так живо изобразил свои надежды, свое наивное разочарование и лицемерное сокрушение жуликоватого антрепренера, что все неудержимо хохотали.
— В жизни все придется встретить, — став снова серьезным, продолжал Варламов. — Будь готова и к таким случаям, девчушка моя милая. А поешь ты хорошо, очень хорошо поешь.
Он поцеловал меня в лоб, пожелал больших успехов и подарил синее бархатное яйцо, в ко- |