ИСТОРИКО–БИОГРАФИЧЕСКИЙ  ИНТЕРНЕТ–ПРОЕКТ  ДЛЯ  ГИТАРИСТОВ–ЛЮБИТЕЛЕЙ  И  ПРОФЕССИОНАЛОВ

• ЭЛЕКТРОННЫЙ ЖУРНАЛ

• СТАТЬИ

• ДОКУМЕНТЫ

• МАТЕРИАЛЫ 

Журнал "История гитары в лицах", №2, 2012.

№ 2 / 2012

Содержание номера

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 
 

 

  Журнал "ИСТОРИЯ ГИТАРЫ В ЛИЦАХ" • 2012 • № 2 • С. 3 (5)

     

профессиональному искусствоведу. Вот как описывает картину сотрудник Русского музея, кандидат искусствоведения Е. Ф. Петинова:

   «Среди его мужских изображений особой любовью современников пользовался истинно национальный тип «гитариста». Начало ряду одноименных работ положил «Гитарист в косоворотке. Портрет Моркова» (первая половина 1820-х гг.). Характер живописи портрета, достаточно свободной, без лессировок, позволяет предположить, что он исполнен быстро. Однако колорит отличается сложной цветовой разработкой, построенной на изысканных сочетаниях тонов зеленовато-серого кафтана гитариста с горящим алым цветом его рубахи, отороченной золотым галуном. Интенсивный цвет рубахи не «вырывается» из общей колористической гармонии портрета благодаря умелому использованию рефлексов: нежно-розовых, словно зажигающих скучный цвет кафтана, и мягких, серо-зеленых, гасящих полыхание рубахи. Тропинин любуется этими сочными цветовыми аккордами, которые под его рукой слились в единую мелодию, но как истинный виртуоз вдруг на мгновение выпускает их на свободу — дает услышать чистую, открытую ноту. Так концентрированный алый звучит в цвете губ Моркова, а изумрудно-зеленая капля переливается в драгоценном камне единственной пуговицы на его рубахе. Вьющиеся каштановые волосы молодого человека обрамляют и оттеняют свежую розовую кожу лица. Характерный для Тропинина оливковый тон, высвеченный у левого плеча Моркова, способствует общей гар­мо­ни­зации живописного строя портрета.
  Морков представлен в момент исполнения романса в сценическом костюме, повторяющем народную одежду. Однако и по существу своему это подлинно национальный образ, который сегодня воспринимается скорее не портретным, а типическим изображением, сродни «Кру­жев­нице», «Золотошвейке», «Ямщику...» [8].

   И все же, «Гитарист в косоворотке» в сравнении со своими более поздними авторскими вариантами, по моему мнению, сильно проигрывает им в эстетическом и худо­жественном отношении. Надо полагать, что и сам художник был не вполне удовлетворен этой своей работой и уже в 1823 году переписал картину заново, создав, по сути дела, совершенно новое произведение. «Гитарист» 1823 года это не только новый «костюм» — народную русскую рубашку-косоворотку заменил халат, надетый на белоснежную рубаху с глубоким вырезом и распахнутым воротом, — но и разительно иной образ самого гитариста. Первая картина, при всех ее видимых достоинствах, оставляет впечатление некоторой эскизности, незавершенности. Не вызывает в ней такого чувства, пожалуй, лишь гитара, уже здесь прорисованная художником очень тщательно, во всех деталях, с огромным вниманием и любовью.


[8] Петинова Е. Ф. Василий Андреевич Тропинин: Альбом. 2-е изд. — Л.: Художник РСФСР, 1990. С. 30-31.

 

Из-за этого взгляд постоянно невольно соскальзывает на инструмент, почти не задерживаясь на лице и одежде исполнителя. Портрет же, по самому своему определению, требовал чтобы доминантой, главным его элементом, оставалось лицо человека, а в особенности, глаза и рот, лучше всего передающие настроение, переживание и внутреннее состояние героя. Любые второстепенные предметы композиции, при всей их важности, обязаны служить только средствами, дополняющими образ человека, указывающими на его склонности и вкусы, дополнительно характеризующими его личность. В картине 1823 года В. А. Тропинину в полной мере удалось создать цельный, одухотворенный, исключительно мягкий и обаятельный образ молодого музыканта, сохранив при этом почти в неприкосновенности столь дорогой для него «атрибут» — великолепно выписанную гитару.
   Тропининский «Гитарист» является одним из ярких образцов романтизма в русской живописи начала XIX века — искусства эмоционального, испытывающего повышенный интерес к душевному миру человека, его чувствам, мыслям и страстям. Категорически нельзя согласиться с мнением советского историка искусства Н. Н. Коваленской (1892–1969), что «трезвому характеру Тропинина были чужды романтические веяния, которые он воспринял поверхностно, лишь откликаясь на увлечение других ху­дожников, в частности Кипренского» [9]. При­зна­вая умение художника «создавать выразительные человеческие образы», она самым нелепым и странным образом усматривает его «отда­ленность от романтизма» в «точной передаче всех деталей внешнего мира, например, кружевного воротника у купчихи Мазуриной (1839, Томский музей)» (там же), отчего в разряд «неудачных попыток» романтической интерпретации образов попадают, в частности, выполненные Тропининым портреты Барышникова (1829), Брюллова (1836) и, конечно же, «Гитарист».
   По-моему, очень убедительный ответ на «профессиональную» критику Н. Н. Коваленской содержится в «любительской» заметке 1849 года в журнале «Москвитянин», подписанной инициалом «Е.»:

«Говорят, что о живописи не следует судить по впечатлениям, что о ней, как и о всяком искусстве, следует судить по науке. Это, без сомнения, истина неоспоримая; но нельзя же отвергнуть как в художнике, так и в ценителе, того врожденного чувства, которое по закону соединения крайностей составляет достояние ученого и непосвященного. Нельзя не признать в художнике того вдохновенного незнания, почему он делает так, а не иначе, когда и Рафаэль сознавался в этом высоком незнании; и как же после того не верить, что дух истины, преобладая жрецом искусства, может


[9] Коваленская Н. История русского искусства первой половины XIX века. Искусство, 1951. С. 113.

     
Рейтинг@Mail.ru