№ 1 / 2012

  Журнал "ИСТОРИЯ ГИТАРЫ В ЛИЦАХ" • 2012 • № 1 • С. 20 (4)

редеть, суживаться. Цыганам пришлось спус­титься по ступенькам общественной лестницы несколько ниже: не оставляя «Самарканда», они начали выступать и в ресторанах.
  Впрочем, сначала хор еще пробовал упираться, удерживать, хотя бы внешне, былые порядки, выступая в общем зале только по субботам. На протяжении остальной недели цыгане пели в кабинетах по приглашению небольших компаний, как бы сохраняя прежний стиль «искусства для избранных», но довольно скоро и эти позиции пришлось сдать. Вы­ступления цыган стали обычной деталью ресторанного обихода.
  Так постепенно и незаметно накапливались изменения бытового и творческого облика цыганского хора.
  Будь цыганская песня придуманным, стилизо­ванным видом творчества, она умерла бы, выродилась бы в той атмосфере, которую для нее создала обстановка ресторанов. Но цыгане сумели сохранить и пронести через многие поколения исполнителей подлинно националь­ное, народное искусство, в котором и мелодия, и гармония, и сложные острые ритмы — все своеобразно, неповторимо. Даже заимствован­ные русские народные песни, которых много было в репертуаре цыган, приобретали в их исполнении особый, характерный оттенок, свойственный чисто цыганским песням.
  Поэтому, когда открытые ресторанные залы познакомили большое число посетителей с искусством, раньше спрятанным за тяжелыми портьерами «Самарканда», круг лиц, интере­сующихся цыганским пением, сразу значительно возрос. Как бы открыв новый вокальный жанр, широкая публика захотела поближе познако­миться с ним, слушать его не в ресторане и не в «Самарканде», куда не все могли пойти, а в привычной для многих любителей пения кон­цертной обстановке.
  Вот тогда-то и начались выступления цыган­ского хора и солисток — исполнительниц цыганских песен — в концертных залах. Только здесь артисты, не связанные специфическими условиями ресторанной эстрады того времени, могли дать своим слушателям представление о настоящем старинном цыганском пении в его чистом, не испорченном виде.
  Начала я петь, когда мне шел четвертый год. Меня ставили на стол, давали в руки носовой платок, и я пела: «Отдайте мне минуты востолга и любви». Шестилетний брат Сергей, туго натянув на щепку нитки, аккомпанировал мне. Друг отца, наездник М. А. Цыбаев, увидев эту сценку, подарил брату балалайку. С этой минуты Сергей, балалайка и я стали нераз­лучны. Мы исполняли все романсы и песни, которые слы­шали от взрослых. Нам не надое­дало повторять одни и те же вещи, стараясь исполнить их как можно лучше; мы учитывали советы и мимо­летные замечания старших, поэтому в восемь-девять лет я уже пела достаточно выразительно, с хорошей фрази­ровкой, четкой дикцией и правильным дыханием.
  Когда мне исполнилось семь лет, меня и пятилетнего брата Павла определили в четырех­классное подготовительное училище М. А. Коз­ловой. В училище нас обучали не только наукам, но и домоводству. Школа привила мне любовь к чтению.
  В 1910 году отец уехал в Москву. Мама оста­лась с тремя младшими детьми: Сергею было

четырнадцать лет, мне — двенадцать, Павлу — десять. Детство наше кончилось, нужно было думать о заработке.
  У меня был необычайно сильный для моего возраста, от природы поставленный голос, романсов и песен я знала очень много. Естественно было готовить меня к работе в области вокала, тем более, что это сходилось с традициями нашей семьи. Сергей к этому времени стал хорошим музыкантом и опытным аккомпаниатором.
  Весной 1911 года моя сестра Елизавета на каком-то концерте встретилась с Петром Ивано­вичем Виноградовым и Владимиром Петровичем Семеновым. Они были компаньонами, как тогда говорилось. Виноградов раньше служил главным кассиром ресторана «Аквариум». Сумев сколо­тить небольшие деньги, он стал финансировать устройство концертов. Театральный рецензент Семенов выполнял обязанности устроителя, тех­нического организатора, администратора кон­цертов.
  Елизавета рассказала им обо мне, предложила послушать мое пение и затем, если сложится у них благоприятное впечатление, устроить вы­ступление перед публикой.
  В качестве эксперта Виноградов и Семенов пригласили солиста Мариинского театра Алек­сандра Михайловича Давыдова, большого зна­тока, любителя и талантливого исполнителя цыганских романсов.
  Я пропела под аккомпанемент Сергея много романсов.
  «Жюри» единогласно решило, что концерт обязательно следует организовать.
  Тут мы с Сережей рассказали о предложении хозяина отца, заводчика Беляева, дать нам стипендии в консерватории, сказали, как нам хочется учиться, чтобы стать образованными артистами. Но все восстали против этой мысли самым категорическим образом. Особенно резко протестовал Давыдов.
  — Да ты подумай только, — возмущался он, — проучишься ты пять лет, пусть плату за учение будет вносить Беляев, но жить это время чем-то надо. А потом голос тебе повысят, станешь обыкновенным сопрано, как сотни и тысячи других, — кому ты тогда нужна будешь! Всю жизнь пропоешь хористкой или, в лучшем случае, в провинциальных труппах будешь работать, а это такая тяжелая судьба, какой никто тебе не пожелает. А как исполнительница цыганских песен, ты готовая певица с харак­терным репертуаром, хорошим исполнением, да еще твой возраст, — публика тебя на руках носить будет. Цыганский жанр сейчас в большой моде, надо использовать интерес к нему, а там видно будет.
  Все-таки, может быть, не так рано появилась бы я на подмостках, но 28 мая 1911 года умерла знаменитая исполнительница цыганских песен Варя Панина, и по тому неписаному закону, о котором я говорила раньше, стал «свободным» ее репертуар.
  Семенов загорелся мыслью найти замену безвременно погибшей талантливой певице. Мое низкое контральто приближалось по тембру к голосу Паниной, почти все ее песни я знала, исполнительская манера ее была мне хорошо знакома по граммофонным записям и рассказам родных. Конечно, мне следовало бы еще много и долго учиться, но так сошлись все обстоя­тельства, что решено было выпустить меня по-