|
скорее, как «вундеркинда», в репертуаре Паниной, пока этот репертуар не перешел к кому-нибудь.
Под руководством дяди я начала готовиться к концерту.
С этого времени весь уклад моей жизни на долгие годы подчинился требованиям работы. С утра гимнастика при открытой форточке по принятой тогда системе Мюллера, затем завтрак, часовая
прогулка, занятия по общеобразовательным предметам. Последняя еда в 6 часов вечера, в 10 часов — в постель.
Занятия в школе пришлось оставить, так как школьница не могла выступать на эстраде, а скрыть выступление нельзя было, да и подготовка к концерту и режим дня не совмещались со школьными занятиями.
По нескольку часов в день, до холодного пота, до головокружения, занималась я упражнениями, повторяла слова песен, шлифовала исполнение и дикцию. В том возрасте я, конечно, не могла понять смысла
вещей, которые приходилось исполнять. Понимание появилось позднее, с годами, а тогда шла самая настоящая жестокая муштра. Трудолюбие и наследственные способности брали свое, исполнение становилось увереннее,
тверже, можно было объявлять мой концерт.
Программа вечера была составлена, как в то время было принято, из разнохарактерных номеров. Сначала играл известный тогда скрипач А. Д. Печников, ему аккомпанировал ученик Ауэра А. Клас. Затем
выступил с рассказами артист Н. С. Грибанов.
Публика принимала артистов хорошо, вызывала на «бис».
Но вот вернулся, закончив свое выступление, Грибанов. Следивший за ходом концерта Виноградов сказал:
— Твой выход, Катюша.
Я вышла на эстраду, прошла положенное число шагов, остановилась и поклонилась публике. Меня приветствовали аплодисментами.
Раздались звуки вступления к романсу Пригожева «Вчера ожидала я друга». Выждав такт, я запела. В первую минуту голос еще дрожал, но потом окреп, и
я почувствовала, что получается хорошо. Кончила — взрыв аплодисментов. Я сразу стала спокойнее. Следующие романсы я уже исполняла смело, иногда решаясь даже взглянуть на публику.
Первое отделение окончилось. Успех был большой. Очень много аплодировали, поднесли несколько букетов. Все было, как у взрослой певицы, но ведь я-то
взрослой не была, и, помня об этом, слушатели вместе с цветами принесли мне игрушки: большого слона, кошку, конфеты в деревянной коробке, сделанной в
форме книги, и... пучок сахарных розог с шоколадными конфетами внутри и с запиской: «Чтобы не зазнавалась». Каждый такой подарок вызывал в публике взрыв смеха и новые аплодисменты».
Второе отделение прошло с еще большим успехом. Чего греха таить — я была довольна. Довольна и собой, и приемом, оказанным мне публикой.
Утром меня ожидало еще одно волнующее событие — рецензии на мой концерт. Однако все рецензенты отнеслись к начинающей артистке сочувственно и
доброжелательно, отмечали высокое качество репертуара, хвалили голос и исполнение, сулили хорошее будущее.
Вечером тридцатого октября Петр Иванович принес нам домой деньги за концерт. По договору, подписанному Виноградовым и мамой |
|
(я, как несовершеннолетняя, не имела права сама заключать контракт). 40 процентов чистой прибыли от концертов шли антрепренеру, а 60 процентов получала я и из этой суммы оплачивала аккомпаниаторов. Моя
доля от первого концерта составила 448 рублей. По тому времени для нашей небогатой семьи это были очень большие деньги. С этого времени условия нашей жизни заметно улучшились.
Второй концерт по программе был точным повторением первого и прошел с не меньшим успехом.
Вскоре в зале Дворянского собрания (теперь Большой зал Филармонии) должен был состояться концерт Вяльцевой. Виноградов предложил мне послушать
эту певицу, чей голос я до сих пор слышала только на граммофонных пластинках.
Перед концертом Виноградов повел меня в артистическую. В комнате были только Анастасия Дмитриевна Вяльцева и бравый на вид отставной полковник, ее муж.
Вяльцева сидела в кресле. На первый взгляд она показалась мне красавицей, со своей необычайно изящной, стройной фигурой и тонким лицом под пышным валиком прически.
Увидев нас, она издали приветливо улыбнулась, видимо, сразу догадавшись, кого ведет за собой Виноградов. Когда я подошла ближе, она стала расспрашивать, довольна ли я своим концертом;
лукаво поглядывая в сторону Виноградова, спросила, не обижает ли меня импресарио. Потом спросила, сколько я получила за первый концерт. Я назвала сумму. Вяльцева ахнула:
— Как много! Да ведь это роскошно, а мне за первый концерт заплатили всего пятнадцать рублей, — с шутливой завистью сказала она.
Концерт начался. Не помню уже, кто выступал сначала, но вот зал на несколько минут притих, и вдруг раздался бешеный взрыв аплодисментов. По серой дорожке, придерживая левой рукой шлейф и слегка
подняв над головой правую руку, как бы приветствуя публику, быстрыми, легкими шагами на эстраду шла Вяльцева.
Живое, умное лицо, искрящиеся весельем глаза, жизнерадостная улыбка, — нет, красавицей нельзя было ее назвать, но как много в ней было привлекательности и обаяния!
Она запела, и я с наслаждением стала следить за талантливым исполнением хорошо знакомого мне репертуара.
Было очень интересно и полезно поучиться у такого большого мастера цыганского жанра, каким была Вяльцева.
...Больше слышать Вяльцеву мне не пришлось. Через год она умерла от белокровия.
По договору я должна была дать два концерта в Москве. Мысль о них сильно тревожила и моих опекунов, и Виноградова с Семеновым, и меня. Москва и
Петербург всегда соперничали между собой во всех областях, особенно в области искусства.
Постоянно обмениваясь гастролями, оба города с пристрастным вниманием следили за впечатлением, произведенным «своими» актерами на зрителей и слушателей другой
столицы, а слушая «чужих», склонны были считать: «Куда им до наших».
Но у меня были особые причины для тревоги: слишком свежи были еще в Москве воспоминания о Варе Паниной. Москва ее любила, всячески превозносила, гордилась ею, а тут еще года не прошло после ее
смерти, как вдруг какая-то петербургская девчонка решается ее заменить и выступить с тем же репертуаром. |
